Сплит! Самый большой порт Хорватии, настоящий, морской порт. Я был просто восхищен. Но не успели мы расквартироваться (какой-то добрый старик с молодой женой оставили нам маленький домик, а сами бежали в Италию... насколько помню, может, и не так все было), как пришлось сворачиваться. В центре города шли кровопролитные бои. Далее наш путь лежал на север. Я помню бесконечное шоссе M2 - я все время смотрел налево, сквозь пальмы, на бирюзовую гладь моря. Над нами пролетали самолеты ООН. Один за другим мы проезжали Шибеник, Задар, Сенж... В Сенже остановились на ночь - там было довольно спокойно, и мы весь вечер гуляли по Ненажскому замку. Вторым днем добрались до Риеки, а там уже рукой подать было до Опатии, где жили друзья безвременно почившего дедушки.
Опатия - курортный городишко просто на загляденье. Мне казалось, что на севере должно быть холодно, однако климат там оказался даже мягче, чем в Сплите. Курорт со всех окружали холмы, на западе возвышался горный массив Учка, и северные ветры сюда просто не добирались. Здесь дули только теплые бризы, содержащие пары морского йода, и воздух в округе был целебным - настоящий рай для денежных мешков с пошатнувшимся здоровьем. Отели и санатории росли как на дрожжах в условиях независимой Хорватии - в городе было суетно и пахло наличной валютой. Впрочем, мы устроились в небольшой деревушке к востоку, где царило вековое спокойствие. Меня определили в русский класс (бывает же такое!) школы в Риеке, и каждый день приходилось кататься шесть километров туда и обратно на автобусе. Хорватский я так и не выучил. Размеренная жизнь, по-видимому, стала утомлять родителей. Своей одиннадцатой осенью я заметил, что мама частенько задерживается в пункте международных телефонных разговоров. Все произошло стремительно. Была какая-то длинная цепочка неравноценных обменов квартир и даже домов, благоприятная для нас (маклером выступал мамин родственник) - и весной 1996 года я уже с удивлением - и страхом, - ходил по заснеженному Автозаводскому району Нижнего Новгорода.
P.S. Но, все-таки, самое главное - это горы. В Опатии сложилась какая-то русская диаспора, и я дружился с русскими ребятами, такими же эмигрантами и детьми эмигрантов, как и я. Больше всего мы любили уходить в горы на западе, иногда даже с ночевкой - брали с собой палатки. Ничего опасного - величавые вершины были безмолвны, их склоны пустовали. У нас был какой-то кодекс горцев, насколько я помню... Каждый выбирал себе любимый пик, и устанавливал на верхушке камень, проводил какие-то ритуальные действия. Я считал все это детством, я просто любил лазить по горам, чувствуя, как срывается под ногами щебенка и катится вниз, вдыхая пронзительный воздух, собирая горные цветки... как вдруг понял, что годами хожу постоянно вокруг одной горы. Вершина утопала в облаках, и ее не было видно, сколько я не старался рассмотреть. Но все в этих склонах и кручах было мне ладно. Не рассказав своим друзьями ничего, я стал закатывать на гору камни. Большие круглые камни, большие, насколько хватало сил вообще их сдвинуть. Как Сизиф в древности - камни неизменно выскальзывали из рук, и нарастающим гулом обрушивались в пропасть, даруя мне передышку. Четвертый камень... я поднялся выше прежнего, окунулся в облака, чувствовал прилив сил, и когда до вершины оставались считанные метры... вдруг что-то понял. Ощутил. Расслабился. Камень, подпрыгивая, помчался вниз, раскололся пополам и превратился в пыль. Не было ничего видно за непроницаемой стеной тумана. Я сел и отвернулся от пика, и только тогда почувствовал - я на вершине. И стал петь, как всегда - мы так любили петь в горах...
И до сих пор, где бы ни был - в Нижнем Новгороде, в других городах, за рубежом - мне все кажется, что я до сих пор там сижу. Сижу и верю, что я на вершине своей горы, вершине, которой не нужны никакие знаковые камни. Сижу и вижу, как друзья помечают камнями новые вершины, забывая старые - и не хочется бежать за ними вслед. Там очень холодно и пробирает до костей, но душе сладко от осознания того, что хотя бы половина счастья точно рядом. Только там можно протянув руки соединить небо и землю. Только там ласкают взгляд закаты, перетекающие в рассвет. Только там ветры подхватывают мою песню нестройным хором, и разносят звуки по миру. Только там... я не знаю, почему только там, я не хочу разбираться, почему только там. Я посижу пока?
Кто это поет - там, на склоне горы? Хорват...
